Рассказы для детей - Страница 6


К оглавлению

6

Как мог Карл Иванович Шустерлинг в одну минуту превратиться в этого странного бородача? Мне никто не может объяснить этого…

Может быть, вы скажете мне, куда исчез мой дорогой Карл Иванович?


«Ты был в зоологическом саду?»


— Ты был в зоологическом саду?

— Был.

— Видел льва?

— Это с хоботом?

— Нет, это слон, лев не такой.

— А, с двумя горбами.

— Да нет же! С гривой!

— А-а! Да, да, с гривой, такой с клювом.

— Какой там с клювом! С клыками.

— Ну да, с клыками и с крыльями.

— Нет, это не лев.

— А кто же?

— Это не знаю. Лев жёлтый.

— Ну да, жёлтый, почти серый.

— Нет, скорей почти красный.

— Да, да, да, с хвостом.

— Ну да, с хвостом и когтями.

— Знаю! С когтями и величиной с чернильницу.

— Какой же это лев. Это, скорее, мышь.

— Что ты! Мышь с крыльями не бывает.

— А это с крыльями?

— Ну да!

— Так тогда это птица.

— Вот-вот. Я тоже думаю, что птица.

— Я тебе говорил про льва.

— И я тоже, про птицу льва.

— Да разве лев — птица?

— По-моему, птица. Он ещё всё так чирикает: «Тирли-тирли, тють-тють-тють».

— Постой! Такой серенький и жёлтенький?

— Вот-вот. Серенький и жёлтенький.

— С круглой головкой?

— Да, с круглой головкой.

— И летает?

— Летает.

— Ну так я тебе скажу: это чиж!

— Ну да! Верно же, это чиж!

— А я спрашивал про льва.

— Ну, льва не видал.


Озорная пробка


В 124-м детском доме, ровно в 8 ч. вечера, зазвонил колокол.

Ужинать! Ужинать! Ужинать! Ужинать!

Девчонки и мальчишки бежали вниз по лестнице в столовую. С криком и топотом и хохотом каждый занимал своё место.

Сегодня на кухне дежурят Арбузов и Рубакин, а также учитель Павел Карлович, или Палкарлыч.

Когда все расселись, Палкарлыч сказал:

— Сегодня на ужин вам будет суп с клёцками.

Арбузов и Рубакин внесли котел, поставили его на табурет и подняли крышку. Палкарлыч подошёл к котлу и начал выкрикивать имена.

— Иван Мухин! Нина Верёвкина! Федул Карапузов!

Выкликаемые подходили. Арбузов наливал им в тарелку суп, а Рубакин давал булку. Получивший то и другое шёл на своё место.

— Кузьма Паровозов! — кричал Палкарлыч. — Михаил Топунов! Зинаида Гребешкова! Громкоговоритель!

Громкоговорителем звали Серёжку Чикина за то, что он всегда говорил во весь дух, а тихо разговаривать не мог.

Когда Серёжка-Громкоговоритель подошёл к котлу, вдруг стало темно.

— Электричество потухло! — закричали на разные голоса.

— Ай, ай, ай, ты смотри, что ты делаешь! — громче всех кричал Громкоговоритель.

— Громкоговоритель в супе купается! — кричал Кузьма Паровозов.

— Смотри не подавись клёцками! — кричал Пётр Сапогов.

— Тише, сидите на местах! — кричал Палкарлыч.

— Отдай мне мою булку! — кричала Зинаида Гребешкова.

Но тут стало опять светло.

— Электричество загорелось! — закричал Кузьма Паровозов.

— И без тебя вижу, — отвечала ему Зинаида Гребешкова.

— А я весь в супе! — кричал Громкоговоритель.

Когда немного поуспокоились, Палкарлыч опять начал выкрикивать:

— Пётр Сапогов! Мария Гусева! Николай Пнёв!

На другой день, вечером, когда Палкарлыч показывал детям новое гимнастическое упражнение, вдруг стало опять темно.

Федул Карапузов, Нина Верёвкина и Николай Пнёв, повторяя движения Палкарлыча, поскользнулись в темноте и упали на пол.

Пётр Сапогов, воспользовавшись темнотой, ударил Громкоговорителя кулаком в спину.

Кругом кричали:

— Опять потухло! Опять потухло! Принесите лампу! Сейчас загорится!

И действительно, электричество опять загорелось.

— Это ты меня ударил? — спросил Громкоговоритель.

— И не думал, — отвечал Сапогов.

— Тут что-то неладно, — сказал Палкарлыч. — Ты, Мухин, и ты, Громкоговоритель, сбегайте в соседний дом и узнайте: если там электричество не тухло, как у нас, то надо будет позвать монтёра.

Мухин и Громкоговоритель убежали и, скоро вернувшись, сказали, что, кроме как в детском доме, электричество не тухло.

На третий день, с самого утра, по всему детскому дому ходил монтёр с длинной двойной лестницей-стремянкой. Он в каждой комнате ставил стремянку, влезал на неё, шарил рукой по потолку, по стенам; зажигал и тушил разные лампочки, потом зачем-то бежал в прихожую, где над вешалкой висел счётчик и мраморная дощечка с пробками. Следом за монтёром ходили несколько мальчишек и с любопытством смотрели, что он делает. Наконец монтёр, собираясь уходить, сказал, что пробки были не в порядке и от лёгкой встряски электричество могло тухнуть. Но теперь всё хорошо, и по пробкам можно бить хоть топором.

— Прямо так и бить? — спросил Пётр Сапогов.

— Нет, это я пошутил, — сказал монтёр, — но во всяком случае теперь электричество не погаснет.

Монтёр ушёл. Пётр Сапогов постоял на месте, потом пошел в прихожую и долго глядел на счётчик и пробки.

— Что ты тут делаешь? — спросил его Громкоговоритель.

— А тебе какое дело, — сказал Петька Сапогов и пошёл на кухню.

Пробило 2 часа, потом 3, потом 4, потом 5, потом 6, потом 7, потом 8.

— Ну, — говорил Палкарлыч, — сегодня мы не будем сидеть в темноте. У нас были пробки не в порядке.

— А что такое пробки? — спросила Мария Гусева.

— Пробки, это их так называют за их форму. Они…

Но тут электричество погасло, и стало темно.

— Потухло! — кричал Кузьма Паровозов.

— Погасло! — кричала Нина Верёвкина.

6